Егерь

Жизнь этого человека прошла в лесу. И лес был свидетелем всех происходящих с ним событий – с первого крика в хибарке возле загона для скота до этих добрых круглых шести десятков. Телом он напоминал старый дуб, ходил, как медведь. Пальцы его росли и скрючивались к широким ладоням так, как растут и извиваются корни граба, повстречавшие на своем пути твердую скалу. Морщины бороздили лицо, сплетаясь, точно ветви дерева, придавленные снежным сугробом. Порой в его глазах отражалась безбрежная и бездонная, зеленая и светлая – удивительная, ликующая тишина, пьяная от птичьего гомона.

Даже сегодня, в день своего шестидесятилетия, оглядываясь на прошлое, он не мог сказать – хорошо ли, плохо ли прожил он свою жизнь. Не бог весть сколько людей окружало его, не с кем было сравнивать. На гостей, приезжавших сюда, в охотничье хозяйство, егерь смотрел как на людей из иного мира. “Иным миром” он называл совсем не то, куда уходит человек после смерти, а просто жизнь в городах и селах, о которой он кое-что знал, но которая проходила мимо него. “Что же плохого в моей жизни? – размышлял он. – Только не успел оглянуться, как она и прошла. Да и что хорошего-то?” – вздыхал он, вспоминая о своем одиночестве.

Он давно избегал даже в мыслях возвращаться к своему прошлому – как раз с этого и началось его одиночество. Он жил сегодняшним днем, смотрел вперед и продолжал жить – так просто и естественно, как только и можно было здесь жить. Он присматривал за дикими животными в охотничьем хозяйстве, охранял их, ухаживал за ними. Зимой подкармливал их и раскладывал по кормушкам соль. Гнал зверей к месту отстрела. Конечно, последнее было не очень приятным занятием, но ведь за это ему и платили. Да разве стали бы создавать здесь хозяйство, если бы не эти охотничьи сезоны? Разве построили бы ему домишко, платили бы зарплату?

Кому что на роду написано, философствовал егерь и исправно нес свою службу. Вслед за выстрелами охотников он подходил к убитому зверю, которого знал живым, доставал нож (гости сами никогда не разделывали свою добычу) и мастерски проделывал привычную процедуру.

Поздравления и соответствующая улыбка, адресованные меткому стрелку… Трофеи: шкура, мясо, зубы, рога, а иной раз и вся голова – в зависимости от того, какое животное убито и что пожелает охотник. Все едино, думал егерь, все равно этот зверь когда-нибудь да умрет. Даже если и не охотиться на него. Ведь и человек умирает… Ничто не вечно в лесу, даже деревья. Даже камни, и те не вечны…

Вот так, без каких-либо особых происшествий, более двадцати лет егерь честно служил в охотничьем хозяйстве и, как все, с грустью думал о приближении пенсии.

Только один раз за долгие годы безупречной службы он совершил проступок. Его охватил страх. Сердце вдруг заколотилось – он не мог перевести дух. Времени было совсем мало, и он… решился.

Это случилось вчера, в субботу, накануне дня его рождения. Охотники приехали рано, егерь встретил их как положено. Гости сели перекусить, и из их разговоров егерь понял, что им нужен самец косули.

– Только на этот раз нам нужен такой… – начал объяснять главный и закончил свое описание жестами. – Ну… ты понимаешь!

– Ясно, – сказал егерь.

– Да есть тут вроде один такой, – отозвался лесничий, – каких нигде больше нет, но… Редко встретишь, а я и вовсе не встречал.

– Какой? – с интересом спросили охотники.

– Красавец! – сказал лесничий. – Такого козла и в самом деле, пожалуй, нигде больше не сыщешь.

Егерь, разливавшим чай, быстро отвел глаза в сторону и пролил кипяток себе на ноги. От страха сердце сжалось, он уже не слышал, о чем говорили охотники. Пробормотав что-то себе под нос, егерь тихонько вышел.

Самец косули, о котором говорил лесничий, вырос у егеря на глазах. Его звали Ганчо. Несколько лет назад косули в охотничьем хозяйстве вдруг стали болеть и чахнуть. Приезжали специалисты: ветеринары, зоологи – кого только не присылали, – раскладывали по кормушкам лекарства, опрыскивали какими-то препаратами пастбища. В конце концов сошлись на том, что в этих местах не хватает волков (тогда егерю эта мысль показалась смешной). И действительно, в скором времени в охотничье хозяйство завезли четырех волков и двух волчиц; аж в Западную Германию за ними ездили. К огромному удивлению егеря, после появления волков косули поправились. За два года не осталось ни одного больного животного. Сколько раз егерь видел, как косули, еще недавно такие ленивые, стремглав мчатся по лесу, крепкие, поджарые, всегда начеку. Вот тогда-то, за неделю до истребления волков, и случилась эта история с маленькой косулей, которую егерь потом назвал Ганчо.

Одна из волчиц приспособилась выслеживать стадо на водопое. Заметив несколько раз следы нападений возле ручья, егерь сразу догадался, в чем дело. И, в свою очередь, принялся выслеживать волчицу. Выбрав подходящее дерево, он устроил в ветвях укрытие и стал прятаться там после полудня. Уже на третий день он увидел, как волчица прокралась в густые заросли кустарника на берегу, залегла там и затихла. К заходу солнца показались косули. Вначале самец, за ним – самка и двое детенышей. Один из них выскочил вперед и нетерпеливо опустил мордочку в воду. В тот же миг самец с силой ударил копытом и бросился прочь. За ним – самка и второй детеныш. Волчица выпрыгнула из кустов. Егерь, сидевший в укрытии, громко крикнул. У него не было ружья (ведь волков покупали на валюту и никто не позволил бы их убивать), и, увидев козленка в когтях волчицы, он мгновенно спрыгнул на землю. “Чтоб тебя, у-у, бешеная!” – взревел егерь, готовый схватить ее и разорвать на части. Но волчица, сделав два огромных прыжка, скрылась в кустах. Егерь наклонился и поднял малыша. Крошечное существо, все мокрое, дрожало у его груди. “Ну ничего, ничего, – приговаривал егерь, поглаживая маленькую косулю. – Пойдем-ка со мной, я тебя дома осмотрю, поглядим, откуда эта кровь”.

Он принес малыша домой, обработал рану и смазал мазью. Целый месяц малыш прожил в доме, егерь дал ему имя – Ганчо. Когда же пришло время и егерь отпустил его, Ганчо, поиграв на полянке перед домиком, вернулся обратно. “Ты что это? – рассмеялся егерь и погладил косулю. – Думаешь, так и будем вместе век коротать? – Малыш смотрел ему прямо в глаза и все подбирался поближе к его руке. – Ганчо, Ганчо-о…” – тихо сказал егерь и, присев на корточки, долго держал свою большую темную руку на спине косули.

Ганчо рос у него на глазах – не было дня, чтобы они не повидались. Где бы ни бродил Ганчо, раз в день, утром или вечером, он всегда навещал егеря, который кормил его с ладони хлебцем, а то и белой булкой, ласково похлопывал по шее и разговаривал. Какой же он стал красавец, этот Ганчо, рога носил гордо, будто корону. Только весной он пропадал на недельку-другую, и тогда егерь не спал ночами, напрягая слух, чтобы распознать голос своего любимца. “Так, так, милый, – мысленно ободрял он Ганчо, всматриваясь в мрачный ночной лес, травы и огромный блестящий месяц. – Собирай-ка вокруг себя всех красавиц! Давай, милый, не жалей их… Может, хоть ты оставишь потомство на этих полянах!” Егерь встречал рассветы, сидя на пороге или лежа без сна в постели, представляя себе косулю, к которой так привязался. Проходило время, и Ганчо появлялся снова. Грустный и похудевший, он смиренно смотрел егерю в глаза. Тогда старик начинал усиленно кормить его и чесать конским гребнем. За последние годы егерь ни с кем так много не разговаривал, как с Ганчо…

И вот теперь, в эту страшную субботу, егерь бежал изо всех сил, чтобы отыскать своего любимца, а ужасная мысль, от которой подгибались колени, не давала ему покоя.

Он разыскал косулю и, еле переводя дух, окликнул ее. Ганчо резко поднял голову. “Иди сюда, – приказал егерь. – Скорей! – Ганчо подошел к нему и, как обычно, коснулся мордой руки. – Иди, иди”, – повторил егерь, похлопал его по шее и быстро зашагал по долине. Ганчо лениво последовал за ним. Егерь побежал. – Ганчо разыгрался и пустился вскачь.

Скоро они оказались возле высокой проволочной сетки, ограждающей территорию охотничьего хозяйства. Егерь шел вдоль сетки, внимательно разглядывая ее. Сетка была хорошо натянута – столько лет он сам следил за ее состоянием. Высотой в два с лишним метра, она плотно прилегает к земле. Ударишь – звенит. У егеря не было с собой никаких инструментов, и он попробовал приподнять ее руками. Сетка не двинулась. Раздвоенные колышки с железными крюками, которые он собственноручно забивал на довольно близком друг от друга расстоянии, не позволяли просунуть даже палец между землей и заграждением. Он попытался вытащить хоть один колышек – напрасно.

Егерь тяжело дышал, дико озираясь по сторонам. Ганчо оторвал несколько листочков и, лениво жуя, ткнулся мордой ему в спину. “Тихо, Ганчо, тихо”, – прошептал егерь, осматривая сетку. Вдруг он вспомнил, что в одном месте края сетки соединены проволокой. Он нашел это место – два ряда ромбовидных клеток находили один на другой и были туго перевязаны проволокой. Егерь лихорадочно взялся за работу, но крепкая проволока никак не поддавалась. Он проклинал себя за то, что не захватил с собой клещи, из пальцев потекла кровь. Он схватил щепку – работа потихоньку сдвинулась с места. Ганчо спокойно стоял рядом с ним.

Минут через десять егерю удалось до половины размотать проволоку. “Ещё немного, милый, еще немного”, – пробормотал он, и в этот момент раздался выстрел. Ганчо напрягся, приготовившись к прыжку. “Стой” – сдавленным голосом прикрикнул на него егерь, выпустил из рук проволоку и схватил косулю. Ганчо вздрогнул и повернул голову в сторону, откуда донесся выстрел. В любую минуту он мог броситься наутек. Егерь раздвинул края сетки и пролез в образовавшуюся дыру. “Ганчо, Ганчо! – тихонько позвал он и быстро зашагал в лес, подальше от ограждения. Ганчо удивленно смотрел на него. – Ну-ка, давай сюда! Вот дурачок! Иди сюда!”

Грянул второй выстрел – Ганчо присел и стрелой выскочил через лаз. “А теперь беги! Беги!” – прохрипел егерь, схватил с земли ветку и хлестнул своего Друга. Ганчо вздрогнул и снова удивленно посмотрел на человека. И тогда егерь еще раз ударил его, сильнее. Ганчо бросился бежать, подгоняемый бранью егеря и двумя брошенными камнями.

Как только Ганчо скрылся и стих топот его копыт, егерь вернулся обратно и принялся заделывать дыру в сетке.

Не успел он закончить работу, как раздался сигнал сбора. Руки его были в крови, он скреплял края сетки и чуть слышно ругался.

– Куда это ты провалился, черт бы тебя побрал? – послышался голос лесника.

Егерь обернулся. Оставалось связать два последних кольца.

– Сетка… – буркнул он, не зная, куда спрятать руки. – Кто-то хотел сюда пробраться, что ли…

– Какая там к черту сетка! Именно сейчас она тебе понадобилась! – разозлился лесничий. – У тебя что, клещей нет? Посмотри на свои руки! Давай-ка побыстрее, люди ждут! Тоже мне…

Лесничий ворчал всю дорогу и в который раз объяснял егерю, что стоит только кому-нибудь из этих гостей пожаловаться на обслуживание, как его в одну секунду здесь не будет…

Егерь не слушал его. Он уже не чувствовал боли в руках, напряжение спало, и он дышал легко и свободно.

Весь день вместе с охотниками он таскался по лесу в поисках Ганчо и чувствовал необычайную легкость в груди.

Вечером недовольные охотники собрались уезжать. Им удалось подстрелить трех самцов, но лесник все твердил, что среди убитых животных нет того, о котором он говорил накануне.

– Да здесь все такие, – сказал егерь, снимая с животных шкуру и готовя головы для чучел. – И другие такие же…

– Брось ты! – возразил лесничий. – Я-то ведь знаю!

– Если ты так уверен, – сказал один из охотников, – я, пожалуй, останусь здесь до завтра. Все равно утром приедет съемочная группа снимать трофеи.

– Пожалуйста! – глаза лесника расширились. – Я здесь знаю всех животных. Козел, о котором я вам рассказывал, – это… И он наверняка здесь. Куда ему деваться? Не птица ведь – не улетит, и не иголка – не потеряется…

Егерь слушал эти разговоры, добросовестно выполняя свою работу. Он думал о случившемся, и совсем иной страх начал зарождаться в его душе. Страх этот не был столь мучительным, как утром, но егерю вдруг пришло в голову, что впервые в жизни он совершил преступление.

И это слово – преступление – так и засело у него в голове и не давало покоя весь вечер, пока он провожал охотников в город. “Но в чем же преступление? – думал егерь. – В том, чтобы спасти от смерти редкое по красоте животное или чтобы убить его? А сам он кто? Ведь он должен охранять животных! Вот он и уберег Ганчо! Разве охранять – значит подставить под пули? Для чего животное появилось на свет? Для чего природа создала эту гордую голову? Разве для того, чтобы висела, набитая тряпьем, у кого-нибудь на стене со стекляшками вместо глаз? Не лучше ли любоваться этим красивым животным, увидев его иной раз в утренней дымке между деревьями в лесу?”

Егерь был простой человек, и эти вопросы не давали ему покоя всю ночь.

Мучили они его и теперь, в погожий воскресный день, в день его шестидесятилетия, когда он сидел на пороге своей хибарки, поджидая съемочную группу. Он думал о жизни. Думал о человеке, о лесе и животных. О том, что делали, брали, получали, имели люди из иного мира. О своих собственных незаметно пролетевших шестидесяти годах. Женщины, дети, дома. Асфальт, корабли, самолеты. Вот он, иной мир, весь в телевизоре, как он есть. А что он сам получил в этой жизни, что он имел? Животное, которое вчера спас от смерти… Преступление… Как бы не так! Не съел же он его. Пусть себе живет там, в лесу. Пусть пасется, ревет и ночами собирает вокруг себя самок. Вот его дело… Пусть плодит таких же красавцев и красавиц – разве это преступление?

Страх потихоньку отпускал его, солнца припекало и успокаивало. Глубоко вздохнув, егерь отправился чинить сетку.

Он еще не добрался до места, когда услышал вой джипа, а через минуту – чьи-то голоса. Быстро, совсем как в кино, появилась съемочная группа и двое вчерашних охотников. Впереди всех энергично шагал лесничий. Егерь окинул их взглядом и мысленно выругался. В тот же миг (егерь еще не перестал посылать в их адрес проклятия) он услышал знакомый звук – сильный удар копытом о землю. Егерь резко обернулся и увидел Ганчо, совсем рядом, по ту сторону заграждения.

Ганчо смотрел человеку прямо в глаза и, как обычно, тянулся к нему. “Беги, дурак!” – закричал егерь. Ганчо еще раз ударил копытом и свойски фыркнул, совсем как конь. В эту минуту он был невероятно красив, он стоял за оградой и очень хотел пробраться обратно, поближе к своему другу. “Ах ты гад такой!” – что есть мочи заорал егерь, пытаясь криком напугать животное, и наклонился за камнем.

Потом он никак не мог вспомнить, что он услышал сначала. Страшный крик: “Вот он!” – или грохот выстрелов. Все произошло просто и быстро, как в кино. Два ружейных выстрела – Ганчо подскочил и выгнулся в воздухе. Какой же он ладный… У него одного такой мощный и красивый прыжок… Еще один… Но шея уже бессильно повисла и голова коснулась земли. Тяжело и тупо тело ударилось о землю. Ганчо несколько раз дернулся, пытаясь приподняться, и наконец затих.

– Как раз здесь в заграждении была заплата, – сказал лесничий. – Попробуем расцепить сетку, а то в обход – пять километров. Где же егерь?

Егерь был в десяти шагах от них, в колючем кустарнике. Чтобы его не заметили, он присел на корточки, упершись руками в землю. Земля, на которой он прожил все свои шестьдесят лет, была совсем близко, прямо перед глазами. Трава, листья, муравьи… Впереди – деревья. Сейчас ему надо было взять нож и идти к своему любимцу. Снять с него шкуру, отрезать голову. Слушая болтовню охотников, разрезать его на куски…

Словно во сне, он слышал крики:

– Эй, егерь! Куда он подевался?

Ощетинившись и согнув шею, как подстреленное животное, егерь, пошатываясь, брел в другую сторону. Он думал о больших, доверчивых глазах косули и таких несовершенных законах жизни на земле.

И не был он уже егерем – в эту минуту он вдруг ясно понял, что ему некого больше охранять…

“Охота и охотничье хозяйство № 7 – 1990 г.”