Схватка

Невидимое солнце позолотило верхушки лиственниц – на востоке веером проступили алые лучи. Басылай несколько раз присел, вскидывая руки, и зычно крикнул:
– Эй! Просыпайтесь, засони!
Промысловый сезон кончился. Подошло время собираться домой. Капканы, черканы и другое снаряжение охотники собрали еще вчера и заботливо увязали на нартах. Ездовые олени паслись невдалеке. Всю ночь раздавался перезвон их колокольчиков.
– Долго вас ждать, засони? – нетерпеливо повторил Басылай.
Обнаженный до пояса, из палатки выскочил Иван. Ухая и покрякивая, он принялся ожесточенно натирать тело снегом. Следом за ним, нехотя, боком выбрался Байбал. Он покосился на товарища, зябко передернул плечами и сполоснул лицо водой из чайника.
– Ты, Иван, разводи костер и вари мясо, – распорядился Басылай. – А мы с Байбалом снимем палатку и соберем постели.
Басылай был бригадиром, намного старше своих товарищей, и его слушались.
Всю зиму охотники жили в тайге, добывая пушных зверей. Не мало они сдали шкурок песцов, горностаев, белок. Они привыкли друг к другу, сдружились и сейчас было немного грустно покидать знакомое, обжитое место.
Иван, низкорослый, широкоплечий, с круглым добродушным лицом и медлительными движениями, развел на полянке жаркий бездымный огонь и повесил над ним чайник, настолько закопченный, что он казался глянцевым, сбоку пристроил котелок с нарубленной крупными кусками сохатиной.
Когда завтрак был готов, Иван весело, во всю силу легких, позвал:
– Эх-эх! Идите кушать!
Охотники расселись вокруг костра, достали ножи и подцепили по куску не совсем проваренного мяса.
Байбал, высокий, худощавый, с копной давно нестриженных волос, черных, как графит, и выступающим вперед подбородком, прихлебывая из кружки чай, заметил:
– Мы, однако, Басылай, напрямик пойдем. На нартах ехать – оленям тяжело. Грузу и так много. Как думаешь, Иван?
Байбал был самый молодой и самый говорливый в бригаде Товарищи частенько подтрунивали над его страстью к многословию. Но и замечания ему бригадир делал чаще, чем Ивану. С ленцой был парень.
– Можно, – подумав, согласился Иван. – По речке нарты пойдут хорошо. Бригадир один управится.
Басылай молча кивнул. Он срезал с кости остатки мяса и целиком был поглощен этим занятием. Покончив с костью, он заметил:
– В избушке на Хатынюряхе нас будут ждать бригады Аргахтахова и Слепцова. Дальше поедем вместе. А вы не торопитесь. Олени худые, усталые, шибко не побегут… Ты, Байбал, опять ружье не чистил! – недовольно произнес бригадир.
– Зачем? Охота же кончилась! – беспечно ответил Байбал. – Дома все сделаю.
Опустевший стан выглядел сиротливо. У лиственницы с двумя вершинами валялись сломанная лыжа, несколько негодных плашек и правилок для шкурок. Утоптанный четырехугольник на земле, да еще угли и пепел в костре – вот и все, что свидетельствовало здесь о жизни людей.
– Ну, поехал! – сказал Басылай и надел шапку, сдвинув ее набекрень.
Он осторожно свел упряжки на ровную заснеженную ленту реки. Наст был прочный и хорошо держал нарты. Выглянувшее из-за косогора солнце рассыпало по нему миллионы сверкающих брызг. Басылай залихватски гикнул, взмахнул кнутом, и отдохнувшие олени сразу рванули крупной и размашистой рысью, плавно покачивая рогами.
Иван и Байбал стояли на берегу и смотрели вслед бригадиру до тех пор, пока транспорт не скрылся за поворотом. Блестящие полоски, оставленные полозьями, суживаясь, тянулись по реке.
– Пошли! – сказал Байбал.
Он обвел прощальным взглядом становище – не забыли ли чего, – закинул за плечо мелкокалиберную винтовку и, покачиваясь, быстро зашагал на пригорок. Иван молча последовал за ним. Одеты друзья были легко, в курточки из молодого оленя. На ногах торбаса из сыромятной кожи.
Подмерзший за ночь снег хрустел и крошился под ногами.
Наступала весна. Деревья отряхнули с себя комья снега. Кое-где с ветвей свисали прозрачные сосульки. Расцвеченные солнечными лучами, они сверкали, как бриллианты. На пригорках по берегам речек и озер появились первые проталины. На них яркими сочными пятнами выделялась вечнозеленая брусника с продолговатыми листочками. Кустики багульника еще только наполовину обнажились из-под снега, но розовые почки, из которых скоро распустятся лиловые цветы, уже набухли, наливаясь соком, и издавали резкий одурманивающий аромат. На солнцепеке на тонкой мохнатой ножке из-под прошлогодней хвои высунул свою светло-синюю головку подснежник.
Иван и Байбал ловили запахи пробуждающейся природы. Ослепительное солнце все выше поднималось над горизонтом, и голоса птиц звучали громче. Полосатые бурундучки вылезли из своих уютных нор и с пронзительным свистом, подобным боевому кличу, носились по деревьям.
Вообще лесная птица и зверь не любят лишний раз давать знать о себе. Но один раз в году – весной – это правило нарушается. Самая мелкая пичуга и зверушка во весь голос заявляют миру, что они пережили длинную суровую зиму и безмерно рады наступающему теплу.
До избушки на Хатынюряхе считалось километров тридцать и молодые охотники не спешили. Они часто останавливались покурить, с радостью смотрели по сторонам, или, словно расшалившиеся ребятишки, припускались взапуски бегом.
– Глянь, бойцы какие! – со смехом повернулся Иван к товарищу.
Два самца-куропача, взъерошив перья, клюв к клюву, точь-в-точь как петухи, пританцовывая, кружились по проталинке. Иногда они сталкивались грудь в грудь, клевались и снова принимались приплясывать, покачивая головками. При приближении охотников драчуны, было, присмирели, но затем с удвоенной яростью ринулись в бой.
Оперение на самцах было еще белое. Лишь шейки окрасились в ржаво-коричневый цвет. Брови у птиц ярко-красные. Вскоре один из самцов отступил и стремительно, свечой, взлетел вверх. На мгновение он неподвижно повис в воздухе. Потом, вытянув шею, распустив веером хвост с черной полоской, понесся отвесно к земле, издавая при этом звонкое, задорное:
– Век… Век… Век…
Пробежав немного по прогалинке, он осмотрелся и нежно, призывно выводил:
– Кобеу… Кобеу… Кобеу…
Не прошло и минуты, он снова сцепился со своим противником.
– Говорят, что в районном центре продаются новые ружья, трехствольные, – поднимаясь, заметил Иван. – Надо, пожалуй, купить. Удобная вещь!
– Денег ты получишь много, можно и купить! – не скрывая зависти, ответил Байбал. – А мне пока рано. Бригадир еще засмеет.
– Не спеши. Я хожу в тайгу пятый год, а ты промышляешь первую зиму. Не печалься, научишься и тоже будешь добывать пушнины не меньше других.
– Не люблю долго ждать! – сердито пробормотал Байбал и легко перескочил через коло-дину. – Сразу бы научиться…
– Какой ты прыткий! – ответил Иван и усмехнулся. – Охотничье дело нелегкое, много терпения надо. А ты непослушный. Тебе Басылай говорит так делать, а ты по-другому поступаешь, и получается плохо. Когда тебе советуешь, ты морщишься, будто рыбью желчь проглотил.
– Не учи! Сам знаю! – нахмурившись, пробурчал Байбал и в сердцах переломил прутик.
Он терпеть не мог, когда ему кто-нибудь делал замечание, а тем более поучал. Иван промолчал, наблюдая, как белка, обеспокоенная человеческими голосами, ловко перепрыгивает с ветки на ветку, только хвост мелькает. С ветвей рыжими шерстинками сыпалась неопавшая с осени хвоя.
– Восемнадцать лет живу. Не маленький уже! – раздражаясь, продолжал Байбал. – Дали самый бедный участок, а потом доказывают, что молодой, неопытный.
– Почему так говоришь! – строго глянул на товарища Иван. – За зиму участки тебе меняли три раза и ни один не понравился. Черканов у тебя было больше, чем у меня. Но ты ленился, ловушки часто не хотел проверять. Вспомни, сколько горностаев у тебя испортили совы. Да и снасти ставил кое-как.
Иван споткнулся и чуть не упал. Вязка торбаса распустилась и ремешок зацепился за сучок. Охотник присел на подсохший бугорок и решил переобуться, поправить сбившуюся стельку. Байбал, видимо, обиделся на приятеля и убыстрил шаги. Иван не стал его окликать.
“Далеко не уйдет! – подумал он, стаскивая с вспотевших ног меховые чулки. – Тайгу еще плохо знает”.
Спустившись в низину, Байбал около вздыбленных корней упавшей лиственницы увидел медведя… Усиленно разрывая землю, медведь, видимо, пытался добраться до сохранившихся съестных запасов бурундука, который с жалобным писком бегал вокруг. Из-под когтей зверя летели клочья мха и оборванные корешки растений. Линяющая шерсть на медведе была растрепанная, неопрятная, свалявшаяся в комки. В ней застряли кусочки коры, хвоя и прошлогодние ломкие листья.
Отощавший за время спячки зверь недавно выбрался из берлоги и теперь рыскал в поисках пищи. Он так увлекся своим занятием, что ничего не чуял, ничего не видел. Свирепо рявкнув, медведь с треском выворотил полусгнивший пень и сунул под него нос.
Байбалу никогда не приходилось встречаться с “хозяином тайги”. Но по рассказам старых охотников выходило, что добыть его не так уж трудно. Главное – не тушеваться.
Не делая резких движений, он снял с плеча мелкокалиберку, проверил, заряжена ли она и, прячась за деревьями, начал бесшумно подбираться к зверю.
– Посмотрим, что скажет Иван, когда увидит мою добычу! Это ведь не глухарь! – самодовольно подумал Байбал и оглянулся, опасаясь, что появление товарища может испортить охоту.
Медведь, смешно подергивая задом, обошел вокруг корней, издавая короткие хрюкающие звуки, и снова принялся царапать мерзлую землю, жадно обнюхивать ее, поводя влажным носом. Он стоял удобно, левым боком к стрелку. Байбал тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал тихо, словно треснула под ногой ветка. Медведь подскочил, взревел так, что дрогнул воздух и только теперь заметил человека. Маленькие глубоко посаженные глазки зверя засверкали. Заметно припадая на левую лапу, он неуклюжим галопом бросился к охотнику. Пасть у него была оскалена, в горле хрипело и клокотало.
Байбал стремительно дернул затвор, но что-то случилось с выбрасывателем. Гильза застряла в патроннике. Зверь быстро приближался. Из пасти свисала и ошметками обрывалась кровянистая пена. Байбал почувствовал внезапную слабость в руках, в висках застучало. Но он стряхнул с себя оцепенение и бросился назад. Байбал бежал, не разбирая дороги, не смея оглянуться. Сопение медведя раздавалось совсем близко: – Иван! – ошалело заорал он. – Иван!.. Медведь!..
Иван затягивал на торбасах ремешки, когда до него донесся неистовый крик. От неожиданности он вздрогнул, недоуменно вскинул голову и увидел несущегося к нему Байбала. Винтовки у него не было. За ним, переваливаясь с боку на бок, мелькал крупный взлохмаченный медведь. Не успел Иван выпрямиться, зверь прыжком настиг охотника и навалился на него. Взмахнув руками, Байбал неловко повернулся и упал.
Иван, выхватив охотничий нож, закричал, привлекая к себе внимание зверя. Увидев нового человека, медведь бросил свою жертву, поднялся на дыбы и с ревом направился к нему. Охотник успел лишь заметить, что Байбал лежал неподвижно, странно запрокинув голову. Бросилась в глаза мокрая прядь волос, из-под которой по щеке ползла струйка крови. Иван, замедляя шаги, напружиненный для прыжка, приближался к медведю.
Могучий зверь был в нескольких метрах. Сделав еще шаг, он рявкнул, будто предупреждал охотника о том, что пощады не будет. Из раскрытой пасти торчали белые острые клыки.
Стиснув рукоятку ножа. Иван замер на месте. Медведь переступил и охотник что было силы ударил его в левый бок. Но как не был проворен охотник, медведь успел взмахнуть здоровой лапой. В ушах зазвенело. Ивану показалось, что он стремглав покатился куда-то в темную яму, натыкаясь на невидимые выступы. Смутно донесся предсмертный рев зверя и постепенно замирающий стон. Потом стало необыкновенно тихо…
Иван с усилием приподнялся. Левая половина лица горела, точно к ней подносили пламя. Засохшая кровь стягивала кожу. Он осторожно потрогал ушибленное место, ползком добрался до подтаявшего сугроба и припал к нему щекой. Стало немного легче. Иван полностью не мог еще осознать, что же произошло.
В двух шагах от него, опрокинувшись навзничь, лежал медведь. Слабый ветер шевелил на нем бурую клочковатую шерсть. В левом боку торчал черенок ножа.
Удар был нанесен точно.
Немного дальше Иван разглядел товарища. Он лежал в прежней позе. Иван с усилием поднялся и, пошатываясь, побрел к нему.
– Байбал! – заговорил он, наклоняясь над товарищем.
Байбал не ответил. На затылке у него волосы вместе с кожей были содраны. Рана уже покрылась коркой запекшейся крови. Около уха виднелись глубокие вмятины. Иван перевернул Байбала грудью кверху. Лицо у него было бледное, в ссадинах.
Успокоившись, Иван стал размышлять, что теперь делать? Басылай будет ругаться. Он скажет, что вы хуже самых непослушных мальчишек, вас нельзя одних пускать в тайгу… До поварни осталось с километр, не больше. Пойти за помощью и оставить товарища? Нет, не годится.
“Понесу помаленьку”, – решил, наконец, Иван. Он снял с себя нижнюю рубашку и перевязал голову товарища. Байбал застонал, открыл невидящие глаза и чуть слышно попросил:
– Пить…
Иван бережно взвалил товарища на плечи и медленно побрел, пробуя ногами скользкую почву. Руки Байбала бессильно свисали. Из ран сквозь повязку капала кровь. Он казался Ивану необычайно тяжелым. Байбал валился то в одну сторону, то в другую и дышал, словно всхлипывал во сне.
Охотник шагал с большим трудом. Ноги подкашивались, в висках стучало и звенело, перед глазами, разбегаясь, плавали желтые круги.
– Надо дойти вон до той лиственницы. У нее кривая вершина… За ней виднеется поляна. Пройду ее. Снег рыхлый, идти худо… В ручьях воды еще нет. Перебраться через них просто… Хорошо, если бы мы поехали с Басылаем.
Вскоре Иван остановился, опустил на ягельник товарища и вконец обессиленный растянулся рядом. Передохнув, он снова потащил Байбала дальше. Каждый шаг давался с трудом.
– Ничего, Байбал, – бормотал он, подбадривая себя. Только ты терпи… Скоро поварня будет. Там люди есть, Басылай ждет нас. В больницу тебя повезем. На оленях быстро доберемся…
Байбал глухо стонал. Губы у него подергивались.
Солнце склонилось к горизонту и тени перепоясали лес. Стало прохладно. А Иван, спотыкаясь, все брел и брел. Он давно уже потерял всякое представление о времени и расстоянии.
– Ты, друг, живи – беспрерывно повторял он. – Я тебя не брошу. Нет! Все равно дотяну.
У изгиба речки показалась приземистая, без крыши, избушка. Из трубы вился дымок. Донесся разноголосый собачий лай. Не веря своим глазам, Иван остановился и долго смотрел на человеческое жилье.
– Эй! Помогите! – негромко позвал он.
Не бросая товарища, Иван полз к избушке.
Ю. Шамшурин
“Охота и охотничье хозяйство № 2 – 1960 г.”